— Да! Это не так легко было установить, — улыбнулся Ник. — Если бы я попросил тебя выяснить это, тебе потребовалось бы немало времени. Итак, слушай: живет она в Нью-Рошеле, в одном из лучших пансионов, под видом француженки (впрочем она, насколько я понимаю, и на самом деле француженка) Ины Коррет. В настоящее время она тратит те деньги, которые были в бумажнике мистера Кеннана. Сделай все умненько, Дик, — пошутил Картер. — Не следует делать огласки. До Нью-Рошеля поезжай в автомобиле: это займет не более четырех часов.
— Великолепно! — радостно вскричал Дик. — Завтра утром я арестую барышню! Это для меня такое удовольствие, такое удовольствие, что ты и представить себе не можешь!
Глава XII
Арест грабительницы
На другой день утром автомобиль привез Дика Картера в Нью-Рошель. Остановившись в лучшей гостинице города, молодой сыщик разузнал, где живет богатая иностранка Ина Коррет и, приказав шоферу ждать его за углом фешенебельного пансиона, вошел в подъезд большой красивой виллы.
— Черт возьми! Удобно устроилась, — пробормотал он. — Я и сам не отказался бы от житья в таком отеле.
На звонок сыщика вышла кокетливая горничная и заявила, что мисс Коррет дома и, увидев, что посетитель одет очень элегантно, впустила его в гостиную. Здесь Дик вручил ей визитную карточку, конечно, с вымышленной фамилией. Горничная удалилась и, вернувшись через несколько минут, пригласила его следовать за собой. Дойдя до двери красного дерева, горничная указала на нее и скрылась.
Дик слегка постучал в дверь пальцем.
— Entrez! — послышалось за дверью.
«Ну, если бы ты знала кто я — ты бы так легко не впустила меня», — подумал сыщик.
Войдя в комнату он увидел Ину Коррет, прежнюю Нору Бригтон. Она стояла у стола, слегка опершись на него рукой и удивленно посматривала на входящего мужчину.
— Вы желали видеть меня? — обратилась к нему грабительница. — Простите, где мы познакомились? Я не припомню вашей фа… Дик Картер! — внезапно перебила она себя истерическим криком.
Она положила правую руку на сердце, как бы желая сдержать его сильное биение, а левой рукой быстро расстегнула ворот платья. Ей стало душно.
— К вашим услугам, — насмешливо поклонился Дик. — Вы, конечно, понимаете, что вам ничего не остается, как последовать за мною?
В голове авантюристки мелькнул смелый план: она решила либо разжалобить либо увлечь кокетничанием сыщика. Быстро прижала она батистовый платок к своим красивым глазам и истерически разрыдалась.
— Боже! — простонала она, падая на диван. — Всему, всему конец! — И это именно в то время, когда я решила покончить с прежней жизнью, когда я мечтала стать порядочной женщиной. Пощадите меня! — упала она на колени перед Диком. — Я вам отдам похищенные драгоценности, но только не арестовывайте меня, не сажайте в тюрьму!
Дик невольно смутился. Слишком искренние ноты звучали в мольбе авантюристки, слишком болезненным надрывом отзывались обильно струившиеся по щекам грабительницы слезы и… слишком хороша была она сама, с ее лихорадочно блестевшими глазами, судорожно сжатыми губками и всей гибкой, очаровательной фигуркой. А она, словно угадывая, что происходит в душе сыщика, уже вынула из-за корсажа какой-то пакет.
— Вот, возьмите! — молила она. — Это бумага Германского Банка в Нью-Йорке. Из нее вы увидите, что драгоценности хранятся там, в безопасном ящике.
Дик напряг всю свою силу воли, чтобы не поддаться искушению. И ему удалось справиться с минутной слабостью. Рассказ о бумаге из банка даже возбудил его сомнение. Чем был он гарантирован от того, что в банке находились ничего не стоящие побрякушки, тогда как настоящие драгоценности были спрятаны в другом месте. Он, наконец, не имел права выпускать преступницу — данная ему Ником инструкция гласила совершенно иначе.
— Нет! — твердо произнес он. — Ни в какие сделки вступать с вами я не могу! Вы должны немедленно последовать за мной! От вас зависит, чтобы ваш арест остался неизвестным для ваших соседей.
Авантюристка поняла, что ее выпад не удался, и закусила губу.
— Нечего делать, — произнесла она. — Придется повиноваться. Но, надеюсь, вы позволите мне переодеться?
В эту примитивную ловушку не мог попасться сыщик, подобный Дику.
— Никаких переодеваний, мисс, я допустить не могу, — слегка поклонился он.
Авантюристка бросила на Дика злобный взгляд, но ничего уже не сказала. Молча надела она пальто и шляпу, молча подала руку сыщику, молча ехала всю дорогу. В 5 часов дня за ней уже захлопнулась дверь тюремной камеры.
Дик был прав: по справке в банк оказались положенными ничего не стоящие браслеты и кольца с фальшивыми бриллиантами, тогда как сокровища миссис Кеннан были найдены в каминной трубе комнаты, где произошел арест авантюристки.
Удивлению Кеннанов не было границ, когда они в одно прекрасное утро получили по почте ящичек с драгоценностями и бумажник, из содержимого которого оказалось истраченным очень немного.
А Нику Картеру еще очень долгое время пришлось скрываться под именем доктора Менлова. Противник, которого преследовал знаменитый сыщик, казалось, был неуловим. Не уступая своему преследователю в энергии, знании и уме, Аддисон проскальзывал между пальцев, исчезал именно тогда, когда его гибель казалась неминуемой и несколько раз ставил Картера в очень опасные ситуации, из которых сыщик выходил только потому, что не знал что такое страх и не терял присутствия духа даже в самые критические моменты.
Двойное убийство
Утром 21 октября 19.. года, на рассвете, по аристократической Медисон-авеню, спешил полисмен.
Погруженный в раздумье, он некоторое время шел наклонив голову, пока внезапно не остановился. Дверь одного из лучших домов элегантной улицы стояла распахнутой настежь. Было еще слишком рано, чтобы дверь могла раскрыть прислуга, выметающая лестницу. Кроме того, около дома не было видно ни одного человека и неудивительно поэтому, что полисмен остановился в недоумении. Он хотел убедиться, что открыла дверь, действительно, прислуга; кругом было все, по-прежнему, тихо.
Дом, о котором идет речь, стоял, как уже сказано, на лучшей улице Нью-Йорка, недалеко от Медисон-Сквера и по своему виду выделялся даже из роскошных домов этой улицы. Полисмен частенько во время ночных дежурств грезил о том, как хорошо живется, должно быть, обитателям этого палаццо.
Он был чрезвычайно поражен, увидев подъезд открытым, так как не мог припомнить, чтобы видел это раньше; напротив, дом стоял закрытым днем и ночью и казался необитаемым. Никто никогда не входил в этот дом и никто не выходил из него. Полисмен припомнил и то, что окна здания постоянно были завешаны тяжелыми занавесами. Только иногда случалось видеть на лестнице, ведущей к подъезду, мясника, булочника или зеленщика, но и с ними прислуга рассчитывалась, не впуская, даже в прихожую.
Если бы не эти торговцы, то можно было подумать, что дом давным-давно покинут жильцами.
Любопытство полисмена было напряжено. Он хотел посмотреть, не появится ли кто-нибудь закрыть дверь: сама собой она открыться не могла, значит, в доме были люди. Подозрение, что в доме не все благополучно, не пришло даже в голову полисмену.
Но, когда в течение четверти часа на пороге подъезда никто не появился, полисменом овладело беспокойство; он почувствовал, что что-то не ладно и захотел узнать в чем дело.
Быстро решившись, он вошел в подъезд и очутился в громадном сводчатом вестибюле.
Казалось, все было в порядке. Однако, могильная тишина, царившая в доме, невольно наводила на мысль о какой-то катастрофе и от этой мысли полисмен не мог освободиться, несмотря ни на какие доводы рассудка.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — громко закричал он.
Ответа не последовало. Минута проходила за минутой. Полисмен несколько раз повторил свой оклик и затем, полный страшных подозрений, выскочил снова за дверь на улицу и нажал кнопку электрического звонка.